И ТАМ… ОСТАЮСЬ

Это не был, как помню - "Союз", это было цветастое детство, освещённое светом звезды - о которой я мало что знал. ...Я читал на бутылке: уксус - и страна улыбалась: "Вовец-то!..", а сама возводила мосты, чтобы брода в тенях не искал. ...Медсестра забегала за мной - рано утречком, сделать прививку. И соседка могла – приглядеть, не сдирая с родителей мзду. "Бибатека алё" - мне домой - сообщала про "новую книфку", и потом - как надумал взрослеть - приглашала к большому "Костру". Ну а повар подкладывал мне из кастрюли сладчайших кусочков - будто я приходил в ресторан с виайпишным клиентским меню. Нет. В столовку. Обычно вполне - и в обычный из школьных денёчков... ...И сомнения - но пасаран.... ...И с отцом на луга семеню... Это был мой усталый Союз, мой Союз, беззаботное детство, освещённое светом звезды - о которой я мало что знал... Я и помню, и там... остаюсь, остаюсь - больше некуда деться: сотрясает и рушит мосты в настоящем чужая страна.

ДОШКОЛЬНОЕ У

У Маслоу в руках - пирамида, он героем глядит из угла, но меня не кусает обида, у меня пирамида - была... А у Джоя - у Гилфорда - кубик. Ну и что? Если надо - Отец мне такой же... у Гилфордов... купит, скажет - на, поиграйся, малец. У Левина в биноклике - поле, барахольно-предметная даль... Он чего-то там шпрехал о воле - разобрать не получится, жаль. А у мальчика Вовы - Россия, а у девочки Мафии - шар. ...А Рикардушка Розу Гарсия мексиканит, по-русски дыша. Воспитатель не смотрит за группой двадцать два эпизода подряд, а директор уехал... за лупой - плохо видит совсем, говорят. Не играю. Тошнит от игрушек. В потолок ухожу. Как большой. Вот, с такими никто и не дружит - шепчет девочке Мафии Джой...

СЫЧИНЫЙ ДОМ

В этом доме нет скрипок и нет скрипачей. Много с крыльями "Ribоk" домовых сычей, уважающих пиво и сетку тиви, в общем, бурно и сиво, прописан - живи... В этом доме нет сказок вкусней Колобка. Много нервного газа в патроне глазка, и прицелов немало: этаж - патронташ. Брат, любуйся - попало! Сестра, не промажь! В этом доме нет скрепок для старых листов. Много нового века, а прошлый - издох, и его закопали в бедламе бумаг, в поминальном запале забыв, что и как. В этом доме нет сёмок... Да ладно, шучу, Много семечек, зёма, грызи - не хочу! Окунись в эти звуки, цени этот вид. Принципок "в зубы руки" народцу привит. В этом доме нет скрипок и нет скрипачей. Много птичьего гриппа и зверских врачей с анальгином и планом бедлама бумаг... Много песен о главном в сычиных умах.

IDАЖЕ…

Заложники невидимого смысла, мы шарим в отведённой пустоте, надеясь на оторванные числа - сидим... без обвинений по статье. И звёзды собираются в квадратик, роняя сны о снах про звездопад... А хочется и дальше собирать их - в курсором расширяемый квадрат. Воспитанники жизненной шараги, мы так или иначе - заодно, чтецы состава специй в дошираке, и спонсоры высокого кино. Но солнце не снимается за деньги, и в Каннах не позирует совсем... проводит парой лучиков по стенке, и - дальше, не здороваясь ни с кем. Ценители непойманного кайфа, мы спим под боком призрака любви... Один московский фан "Маккаби" (Хайфа) разбил мечту - на типы ОРВИ. Потом он их опять - чем было - склеил, а что, почти такая же мечта. И я... сначала - жал, а после - сеял. И я, представь... И тот вон. И вон та. Вампиры малокровных революций, сажальщики удачи на болты, соавторы каемочки на блюдце, и та, и тот, и я, и даже...

МНЕ ТАК НРАВИТСЯ ЭТА ДЕВОЧКА…

Мне так нравится эта девочка... Так забавно играет рифмами... Запятые в тетрадных клеточках – проверяет, звонит Ефимовне. А Ефимовна – там – чуть держится, но – бодрится... журит, советует... Что – болезни? Дитя же тешится! Что – печали? Дитю – заметно ли? Хоть в учебник: Поэт, с косичками, и – Учитель, седа головушка... И шкафы – не пустым напичканы... И – раскрошится хлеб воробушкам... Да. Мне нравится эта девочка. Не люблю... И – не лгу. Не лапаю. Посмотрите-ка. Сигареточка. Постращать надо, мамой с папою. И опять-таки – всё Ефимовна, королева метафор-пепельниц... Что ж ты, девочка... В жизни дымного – наклубится ещё, и встретится... Но – понятно... Погоду чувствует. Жучат Землю москиты крупные. Шепчут губки – неясно-грустное, всё решится... стихами... губками. Позже – некий пиджак, читаючи, выгнет брови над граммом пошлости... А у девочки рифма та ещё – для классической их дотошности. Полюбил бы... да грех – расстраивать, о москитах-дымах зачитывать. Бог, подкрасим рассвета зарево... Затемним – где совсем пощипано...

…НА ЗИМУ

Полон короб июльской черникою. А до речки дойду - щавеля возьму. Да и птахи сегодня чирикают - одаряя, по-своему, на зиму. ...Время - щучье. Малькам - соболезную. Кто большой, тот и прав, если голоден. А на пляже кобылу железную отмывают от грязи и копоти. Номера - дорогие, серьезные, видно, люди такие... известные. Что же люди - как черви навозные? С оговорочкой: черви - полезные. И презрение в спину мне брошено... И усыпан мой путь полторашками... Замешательство на три помножено: кто ты? Русь ли? Россия ли? "Рашка" ли? ...Возвращаюсь. Ходил-то далёко я, там луга посмелей, пощавелистей. Душу добрую думка жестокая унижает, и - стиснуты челюсти... Щучье – время. Малькам не завидую. Капли грусти – у старицы в шепоте. А за лодочной клячу разбитую отмывают от грязи и копоти. И, богат щавелем да черникою, обхожу я тоски непролазину. Благо, птахи сегодня чирикают – ободряя, до осени, на зиму.

СОСНА

Сосна... Огромная сосна... Почти незыблемые корни... Стоит, сто лет стоит она – вне интересов Карен Хорни... И к ней не ходит почтальон, и ей не пел ни разу Коэн – а ствол живицей вдохновлён, и бор спокоен... Мир спокоен...